А. А. Ходус, к-т эк. наук

Кроме натурального климата, изначально заданного человеку свыше, относительно недавно поя­вилась его искусственная разновид­ность — климат инвестиционный. Его человек сам творит для своего блага. В чем именно состоит это благо в эпоху веры в электричество предлагается не думать и оценивать его по наличию исключительно ося­заемых сиюминутных вещей из раз­ряда «здесь и сейчас». Это первая проблема.

Кроме тех, кто фактически соз­дает инвестиционный климат под себя и живет в нем постоянно, есть еще и те, кто присматривается. Причем присматривается, не просто проходя мимо, но с надеждой пожить (нажиться) в этом климате. И вот эту надежду, оказывается, можно изме­рить по шкале привлекательности. В результате у каждой страны появ­ляется место в рейтинге инвестици­онного климата.

Для поддержания общественного интереса к теме любое такое «изме­рение» обычно сопровождается или сожалением об отсутствии возмож­ности пожить в данном климате, или радостью, что таковой не вос­пользовался. В обоих случаях жела­тельно уведомить аборигенов о том, чего им конкретно не хватает до иде­альных климатических условий. Если стране удалось приподняться в рейтинге на пару пунктов, то або­ригенам полагается всячески бла­годарить «благодетелей-туристов», соизволивших воспользоваться их «погодами». Если место не измени­лось или ухудшилось полагается, наоборот, рвать на себе волосы и принимать все меры, чтобы рукот­ворный климат максимально соот­ветствовал некоему умозрительному, сконструированному в головах пови­давших виды путешественников. Кто все эти «странники», и почему або­ригены должны соответствовать их ожиданиям — тайна великая есть. Это вторая и третья проблемы.

А теперь серьезно. Активные попытки построить оценочную шкалу инвестиционной привлека­тельности стран (инвестиционного климата) предпринимались запад­ными экспертами начиная с сере­дины 60-х годов. Одной из первых стала Гарвардская школа бизнеса. Ее эксперты предложили шкалу, учиты­вающую такие характеристики как:

—  законодательные условия для иностранных и национальных инве­сторов,

—  возможность вывоза капитала,

—  состояние национальной валюты,

—  политическая ситуация в стране,

—  уровень инфляции,

—  возможность использования национального капитала.

Однако уже в конце 80-х, после гео­политических изменений в восточной Европе потребовались разработки новых подходов. Слишком нефор­матными оказались новые субъ­екты и объекты оценки. Методики стали учитывать не только условия, но и результаты инвестирования, близость страны к мировым экономи­ческим центрам, масштабы институ­циональных преобразований, «демо­кратические традиции», состояние и перспективы проводимых реформ, качество трудовых ресурсов и т. д. В настоящее время комплексные рейтинги инвестиционной привлека­тельности стран мира периодически представляются ведущими эконо­мическими журналами:Euromoney,Fortune, The Economist.

 Тем не менее, какой-то единой, устоявшейся шкалы так и не сложилось. Разночтение воз­никает в самом понятии «инвести­ционного климата», наборе учитыва­емых показателей и обоснованности принципов их агрегирования.

В результате эти проблемы не позволяют сделать корректный и объективный вывод о том, на сколько мест выше или ниже можно поставить ту или иную страну на оценочной шкале. И если оценивающие еще могут как-то договари­ваться между собой о методологии оценки, то оцениваемые с трудом успевают «следить за руками» и понимать, что происходит и чего от них хотят. Где эталон? И самое главное — какова теория, на которой базируется набор показателей. Есть ли какая-то закономерность в этом хаосе?

Чтобы это понять, давайте повнимательней присмотримся еще к одной системе оценки. Так, по мнению Торгового представи­тельства США (ШТК.), инвестици­онный климат в России в 2013 году признан неудовлетворительным. Россия заняла 112 место, уступив Пакистану, Вьетнаму, Замбии, Гане, Таиланду и др. Методика наших аме­риканских партнеров учитывала сле­дующие показатели:

—  регистрация предприятий;

—  получение прав на строитель­ство;

—  подключение к системе элек­троснабжения;

—  регистрация разного рода соб­ственности;

—  степень кредитования;

—  защита интересов инвесторов;

—  налогообложение в целом;

—  уровень развития междуна­родной торговли;

—  обеспечение исполнения кон­трактов;

—  ликвидация предприятий.

По удобству регистрации новых предприятий Россия оказалась на 101 месте (у Германии только 106 место), по удобству ликви­дации — на 64, а по уровню защиты прав инвесторов и удобству кре­дитования — на 117 и 104 соответ­ственно. Одним словом, в нашем климате легко замерзнуть. То, что для нас закалка, неофитам — смерть. А о них, как оказалось, нужно забо­титься любой ценой. Вот нам бы так в их климате надавать рекомен­даций!

Глядя на приведенный рейтинг задаешься вопросом: кто Заказчик подобных исследований? Не в кон-спирологическом плане, а в обы­денном,институциональном. Формально непосредственным заказ­чиком (пользователем) является предприниматель в самом широком смысле, будь он наемным менед­жером в инвестбанке, собствен­ником корпорации или небольшим частным инвестором. Ему это нужно для дела. Он этим инструментом (шкалой) измеряет свои риски или, другими словами, вероятность зара­ботать прибыль.

По общему правилу чем выше риски, тем выше должна быть потен­циальная прибыль. И наоборот: в тепличных условиях нечего претен­довать на высокую доходность. Если проекты конкурируют за деньги, то и доходность выше, а если деньги за проекты, то не обижайтесь. Пред­полагается, что кроме экономиче­ского, другого смысла у подобных шкал нет и быть не может. С другой стороны, если у Предпринимателя ожидания совпадают с реальностью, то в общем-то нет никакого позора ни в нахождении в конце рейтинга, ни особой выгоды от топовых позиций. Просто ведение биз­неса будет иметь особенности. На каждый уровень риска всегда най­дется свой пул игроков. А если речь идет об инвестициях в сырьевой сектор, то инвестклимат вообще оценивается в последнюю очередь. Главное — место застолбить.

Из доступного вспомним хотя бы историю с африканскими активами О. В. Дерипаски. Там даже до воору­женного противостояния с местным ЧОПом, недовольным расторже­нием контракта, дело доходило — и ничего. Никто особо на климат не жаловался и другого не ждал. Ни одну сырьевую мегакорпорацию нигде в мире такие рабочие моменты не останавливают. Но так это — сырьевики и спекулянты, скажете вы, а ведь есть еще люди более тонкой душевной организации, налажива­ющие высокотехнологичные биз-несы. И вот им-то, как раз на инвест-климат не наплевать.

Ага! Значит, где-то в недрах Samsung, Аррlе и пр. есть наи­вные руководители, подбивающие свои компании работать за 2-3% рентабельности, тогда как грубые и циничные сырьевики меньше чем за 100% рентабельности работать не будут. Вот от этого благодушного заблуждения и хотелось бы всех пре­достеречь!

Не случайно по сети гуляет рас­кладка себестоимости Айфона, из которой следует, что доходность его производства — более 300%. А знаете, что все Айфоны изначально одинаковы по объему памяти: она у всех изначально максимальная! Лишнюю память для «разнообраз­ности» рыночного ассортимента попросту технологически выжигают (!) и получаются «более дешевые» модели на 8, 16 и 32 гГб. Да сырье-вики — просто дети по сравнению с этими людьми «тонкой» душевной организации!

Итак, вспомнив классиков, опи­сывающих отношения с родной матерью при перспективах дости­жения прибыли в 300% и перестав питать иллюзии, двигаемся дальше. В чем же тогда проблема рейтингов инвестклимата? Есть ли в них раци­ональное зерно или только «заго­воры иллюминатов». Думаю, най­дется все.

Рейтинги пришли к нам из стран, где свобода частного предпринима­тельства преподносится как главная общественная ценность, двигатель прогресса и источник богатства. Фактически можно говорить о том, что с середины 60-х в определенной предпринимательской этике (хорош бы, если просто протестантской, о чем ниже) сложилась общественно приемлемая форма передела рынков путем трансляции даже не столько образов, сколько места табличке. Этот «товар» они научились про­давать отменно. Действительно, если еще раз внимательно посмо­треть на любой вариант рейтинга, то можно увидеть, что измеряют они один единственный показа­тель — степень финансовой свободы Предпринимателя. Еще конкретнее: как максимально просто и быстро купить «что-нибудь ненужное», а затем также быстро и элегантно продать, но дороже, получив все вырученное от продажи полностью в свое распоряжение. Чем пред-сказуемей скорость на этом маршруте, тем выше рейтинг страны в плане инвестклимата. «Хайвей» должен быть широкий, ровный и бес-сфетофорный. Ничто не должно пре­пятствовать движению. Гаишников не должно быть вообще — ни насто­ящих, ни «оборотней». Реальная проблема для предпринимателей, верящих в это чудо, (или не верящих, но работающих в этой модели) состоит только в том, что они почти не делают проектов на собственные деньги, а практически всегда исполь­зуют заемный капитал.

То есть речь идет о рисках неис­полнения обязательств перед тре­тьими лицами. Риски эти вытекают из адекватности оценки всех индивидуальных, а не только стандартных рисков проекта. Все, что в подготов­ленной и согласованной (со всеми рисками) финансовой модели про­екта может непредсказуемо изме­ниться — и есть фактор, ухудша­ющий инвестклимат. В этой ситуации хуже будет выглядеть не место в конце рейтинга, а несоответствие места в списке реальному поло­жению дел. Таким образом, на пред­метном уровне проблема выглядит так. В экселевской табличке, которую ведет менеджер проекта, в какой-то из колонок начинают «ехать» цифры затрат/доходов/сроков исполнения из-за образовавшихся «внезапно» организационных или администра­тивных проблем. Контрольные ито­говые цифры в табличке, доступные для руководства или внешних пар­тнеров также начинают «ехать». Последние начинают задавать вопросы. Ответом не может быть собственная недальновидность и неадекватность при составлении таблички и подборе допущений. Воз­никает острое искушение сослаться на ухудшение инвестклимата, т. к. премия (прибыль) целиком или в какой-то части оказывается под вопросом.

Что же порождает неадекват­ность инвесторов, допускающих такие досадные промахи в финан­совом моделировании, и нужно ли нам в 100% случаев «улучшать инвестклимат» до полной удов­летворенности партнеров, даже в ущерб собственным интересам. Тут мы  от  мифологии  вплотную приблизились к философии. Точнее, то к старому как мир спору сто­иков и эпикурейцев. Где сегодня, по сути, пролегает конфликт Востока и Запада.

Вот что на эту тему говорит Википедия: «Эпикурейская фило­софия, в отличие от стоицизма, не имеет конечной целью нахож­дение теоретической истины, не ставит перед собой задачу полу­чить некое чистое знание. Эпику­реизм служит вполне конкретным нуждам: ищет способ избавления человека от страдания. Эпику­рейцы считали, что для счастливой жизни человеку необходимо:

—  отсутствие телесного стра­дания;

—  невозмутимость души;

—  дружба.

Главный интерес для эпикурейцев представляет чувственный мир, поэтому их основной этический принцип — удовольствие. Человек может предаваться удовольствиям сообразно своим желаниям. Жизнь — вот главное наслаждение.

«Четвероякое лекарство» (Тетрафармакос):

—  не должно бояться богов

—  не должно бояться смерти: «Пока мы существуем, нет смерти; когда есть смерть, нас более нет»

—  благо легко достижимо

—  зло легко переносимо».

Вы узнаете наших с вами современных либералов? Да! Они не так уж оторваны от истории, как кажется! Ползучее эпикурей­ство стало теми рамками, которые задают смыслы всей современной западной цивилизации. Примени­тельно к экономике речь идет уже не о протестантской этике, а о мах­ровом язычестве. Таким образом, запад к середине 60-х не просто сдал христианство в утиль, но открыто и деятельностно стал пропаганди­ровать ценности, которые в свое время запустили механизм упадка античного мира.

Да, именно эпикурейские стан­дарты лежат сейчас в основе всех современных, казалось бы, спра­ведливых, рыночных требований (открытость рынков, священ­ность собственности и т. д. и т. п.). Но вот почему за этими справед­ливыми требованиями неизменно и «логично» в нашу жизнь вползают всевозможные убожества «свобод­ного» мира — непонятно. На мой взгляд, именно в рамках процити­рованного философского учения возникают и разговоры о целесо­образности той или иной жертвы во время Отечественной войны и нежелание заниматься реальным производством, имея при этом дорогой рубль, и любовь к все­возможным протестам и цветным парадам. «Главное — чтобы тело дышало и костюмчик сидел».

Неизвестность — самое страшное, что есть в жизни, и, называя зло своим именем, мы лишаем его силы, т. к. перестаем бояться. Задумайтесь следующий раз, прежде чем сокру­шаться о соответствующих низких рейтингах нашей страны. Может, оно и к лучшему? Вряд ли мы когда-либо в полной мере сможем действительно угодить мировоззрению, которое никогда не разделяли. А главное — для чего?