Существует устойчивое представление о  том, что «ресурсная экономика» — это недостаток России, который требует скорейшего исправления. Вот производство — дело другое. Необходимо создать промышленность, которая будет производить товары (о сбыте этих товаров предпочитают не упоминать, главное — их произвести) и только тогда мы можем рассчитывать на  развитие страны. Насколько такое утверждение соответствует действительности?

Статистика доказывает, что и условный «сырьевой придаток» может быть развитой страной. Лучшее тому доказательство — экономика Канады или, в большей степени, Австралии. Чтобы не быть голословными, укажем, какова доля минерального и сельскохозяйственного сырья в австралийской экономике. На  каждого австралийца приходится порядка 9 тыс. долларов экспорта. Для сравнения: экспорт из  России в  расчете на  душу населения (до  падения цен на нефть) составлял около 3,7 тыс. долларов, что в  2,5  раза меньше, чем в  Австралии. Структура экспорта Австралии: 69% — это сырьё, среди которого главные ископаемые — уголь и  железная руда. Ещё 12% — сельхозсырьё: пшеница, баранина и  шерсть (30% мирового производства), сахар, ананасы, вина, фрукты, говядина, и  т. д. В  общей сложности — 81% австралийского экспорта составляет сырье. Примерно такой  же показатель — 80–85% сырья и полуфабрикатов в общей корзине экспорта, наблюдается и в России. Правда, существуют большие различия в  качестве жизни. Австралия стабильно входит в  «пятерку» лучших стран по  индексу человеческого развития и  в  «десятку» по  качеству жизни по  методике журнала «Economist». С  2011  года рекордное число австралийских городов входят в «десятку» наиболее комфортных для проживания городов мира: Мельбурн занял первое место, Сидней — шестое, Перт — восьмое, Аделаида — девятое. По  похожим показателям качества жизни Канада тоже в числе лидеров. Очевидно, что сырьевая австралийская экономика устроена как-то иначе, чем сырьевая российская.

Но посмотрим севернее. Что, например, мы скажем про Норвегию — страну с качественными институтами и хорошей инфраструктурой? Сто лет назад она была одной из самых бедных стран Западной Европы, в 1,5–23 раза беднее Англии, Швейцарии, Бельгии, Франции, Австрии, Дании и Голландии. Сейчас Норвегия (в пересчете благ на  душу населения) богаче любой из  них. Единственная причина резкого подъема — нефтяное эльдорадо, которое отражается в уровне зарплат и цен. Но если Норвегии придет в голову заниматься «диверсификацией» или «импортозамещением», то себестоимость производимой там продукции окажется раза в два выше, чем в Германии.

Означает  ли все выше сказаннное, что России необходимо отказаться от  развития промышленности, сосредоточившись исключительно на  добыче и  первичной обработке сырья? Нет, не означает. Но  никакое промышленное развитие не будет возможным без понимания глубинных процессов, которые будут определять облик мировой экономики в  ближайшие десятилетия.

Модель глобальной индустриализации, классической иллюстрацией к которой может служить история Китая четырех последних десятилетий, исчерпала себя по  объективным демографическим причинам. В  ходе глобальной индустриализации был создан почти миллиард новых рабочих мест в  несельскохозяйственных секторах развивающихся стран. Это способствовало опережающему росту мировой торговли, благодаря которому Китай превратился в  «фабрику мира» и  поставлял товары в развитые страны, на население которых приходилась большая часть мирового потребления. В  свою очередь Китай стал мощным насосом по  откачке сырья с  мирового рынка, что вызвало рост цен на  первичные ресурсы. В  этой ситуации ресурсодобывающие отрасли в  России, казалось, не требовали высокого качества корпоративного управления — их финансовые показатели все равно были выдающимися.

Но! Миллиард рабочих мест за  пределами сельского хозяйства был создан, благодаря опережающему росту трудоспособного населения в  развивающихся странах. Однако после 2012  года в  большинстве регионов мира началось снижение доли трудоспособного населения. Есть регионы, где она по-прежнему растет (Африка, Индия и  несколько других стран Южной Азии), но  это не снимает проблем для прежних очагов индустриализации. В  Китае, Латинской Америке, развитых странах и  на  пространстве бывшего СССР начинается снижение доли трудоспособного населения. Эконометрические исследования показали, что снижение доли трудоспособного населения на  1  процентный пункт приводит к  торможению роста производительности труда на  1,7–2,7  п. п. В  России один этот фактор делает невозможными долгосрочные темпы роста выше 2% в год.

Второй причиной изменения глобальных условий роста служит снижение доли инвестиций в  китайском ВВП и  его удельной материалоемкости, которое, объективно вызывает торможение экономического роста не только в самом Китае. Китайские инвестиции были главным фактором роста мирового потребления металлов, энергии и  других видов сырья. Этот фактор быстро теряет значение. Возникает ситуация, в  которой большие приросты экспорта первичных ресурсов в мире просто некуда будет пристроить.

Можно сказать, что Россия оказалась в  парадоксальной ситуации: экспорт сырья сам по  себе уже не может служить драйвером роста, но  он все еще достаточно велик, чтобы завышать обменный курс и  сдерживать конкурентоспособность обрабатывающей промышленности. Однако в любом случае, ослабление вклада промышленности в экономический рост — это глобальное явление, отражающее смену мировой модели экономического роста. Капитал сейчас будет направляться туда, где он может быть использован максимально эффективно, и  в  этой ситуации у  «ресурсной экономики» появляется новый шанс. Мировой экономике нужны ресурсы — как и  прежде, однако сейчас ей нужны ресурсы, добытые с  минимальными издержками.

Конкурировать на  глобальном рынке капитала могут только глобальные компании, объединенные очевидным для инвестора алгоритмом управления, ориентированным на  создание прозрачной структуры издержек. В  этом случае капитализация таких компаний, которые еще только предстоит сформировать в российском горнодобывающем комплексе смогут значительно увеличить свою капитализацию, а значит — получить возможность привлекать финансовые ресурсы на  более привлекательных условиях, нежели их конкуренты. Создание качественной системы управления ГДК, доступ на  глобальные рынки капитала, аккумуляция этих капиталов и  направление их на  технологическое перевооружение ГДК — вот в  каком направлении должна быть сосредоточена управленческая мысль, и вот что позволит превратить условные «минусы» ресурсной экономики в безусловные «плюсы».

И. В. Климова,

председатель совета директоров

«ФПГ Минеральные ресурсы»

Д. А. Прокофьев,

вице-президент Ленинградской

областной Торгово-промышленной палаты