А. И. Подберезкин,

д-р исторических. наук, Профессор МГИМО

Военная политика, как составная часть общегосударственной поли­тики, относящейся к организации и применению средств вооруженного насилия для политических целей [3], определяется военно-политическими целями государства. Основные задачи военной политики России вытекают из ее военной доктрины и Стратегии национальной безопасности, а в более широком контексте из стратегии нацио­нального (и государственного) развития России, формулируемой ее правящей элитой и обществом. Другими словами военная политика не существует сама по себе и не может формулироваться ни исключительно Президентом (хотя считается, что именно он формули­рует основные задачи), ни, тем более Военно-промышленной комиссией или Минобороны. Вместе с тем в отличие от национальной стратегии, военная политика является исключительной пре­рогативой государства и его институтов, которые учитывают в той или иной степени потребности нации и обще­ства, но руководствуются решениями высших государственных органов.

Принципиально важно четко определить цель и основные задачи военной политики России, из которых вытекает план основных мероприятий, лежащих в основе стратегического планирования и гособоронзаказа (ГОЗ) на долгосрочную перспективу. В этой связи неубедительно выглядит такая формулировка в Военной док­трине, утвержденной в 2010 году [4]: «Военная политика Российской Феде­рации направлена на недопущение гонки вооружений, сдерживание и предотвращение военных кон­фликтов, совершенствование военной организации, форм и способов при­менения Вооруженных Сил и других войск, а также средств поражения в целях обороны и обеспечения без­опасности Российской Федерации, а также интересов ее союзников».

Так, военная политика не может быть направлена ни на «недопущение гонки вооружений», ни на «предотвращение военных конфликтов», что является целями внешней политики. Вторая часть определения в общем отражает главную цель военной поли­тики, особенно в части совершенство­вания военной организации и средств ведения войны, оставляя простран­ство для совершенствования способов и форм применения Вооруженных Сил — военному искусству.

Иными словами, важно понимать функционально специфику военной доктрины, военной политики и воен­ного искусства, включая их реализацию отдельными государственными орга­нами. Если, например, военная док­трина страны находится в компетенции высшего политического руководства, где руководство Минобороны и Ген­штаба выступает в качестве советников, то военная политика (реализующая доктринальные установки) — совместная компетенция МО и Правительства, — а военное искусство — прерогатива исключительно Генштаба.

Для военной политики исключи­тельно важное значение имеет стра­тегический прогноз и стратегическое планирование как в военно-политиче­ской, экономической и социальной, так и в научно-технической и технологиче­ской областях. Учитывая критически важную роль новейших технологий, эта область, можно констатировать, будет решающей в новом, шестом технологиче­ском укладе после 2020 года. Как отмеча­ется в долгосрочном прогнозе МЭРа, под­готовленном в 2013 году, «Россия входит в число лидеров по ряду важнейших направлений исследований и разра­боток, в том числе в таких областях как нанотехнологии, живые системы, охрана окружающей среды, атомная и водо­родная энергетика, энергосберегающие системы, разработки прикладных про­граммных средств и других.

По абсолютному уровню, в пересчете по паритету покупательной способ­ности, российские затраты на НИОКР находятся примерно на уровне евро­пейских стран: выше уровня Италии, но ниже Великобритании. По данным за 2011 год (или ближайший год, по кото­рому имеются данные по странам) Россия занимает 8-е место в мире. При этом уровень расходов на НИОКР к ВВП (1,1%) уступает не только показателям стран Европы (в среднем по странам ЕС-27 1,91% в 2010 г.), но и Австралии (2,24% в 2008 г.), Новой Зеландии (1,30% в 2009 г.).

Расходы на НИОКР в России и в абсолютном, и в относительном выражении значительно ниже рас­ходов стран лидеров (США — 2,9% ВВП, Китая — 1,8% ВВП, Республики Корея — 3,74% ВВП, Японии — 3,4% ВВП).

Затраты на науку в расчете на одного исследователя также усту­пают уровню Германии, США, Респу­блики Корея. Ситуация усугубляется и тем, что материально-техническая база российской науки и испыта­тельных центров значительно устарела.

Россия весьма слабо представ­лена на мировых рынках наукоемкой продукции. Ее доля в этом секторе составляет менее 1%, а в гражданской сфере — около 0,1%. Это сопоставимо с позициями таких стран, как Чехия, Норвегия и Португалия.

Результативность научных исследо­ваний в России и степень их мирового признания невелика. По данным WEB of Science (Essential Science Indicators)  по общему числу публикаций Россия занимает 14-е место, по общему числу ссылок — 23-е место.

По разным оценкам, Россия зани­мает лидирующие позиции или имеет разработки мирового уровня только по трети из 34 важнейших технологических направлений. При этом существующие перспективные техно­логические заделы в отечественной экономике широко не используются, до коммерческого использования доведены лишь 16% технологий, из них только половина — технологии, соответствующие мировому уровню. В экономике сформировался значительный разрыв между созданием тех­нологий в сфере НИОКР и их исполь­зованием в массовом производстве.

Увеличение финансирования науки в последние годы не перело­мило устойчивую негативную тен­денцию изменения кадрового состава научного сектора» [5].

Существует известная взаимос­вязь между средствами вооруженной борьбы (вооружениями и военной техникой — ВВТ) и способами их использования: новые ВВТ дают новые возможности и наоборот — новые потребности ставят задачи перед создателями ВВТ. Эта взаимосвязь находит свое выражение прежде всего в военной доктрине страны, точнее, в оценках существующих и перспек­тивных угроз, понимании нацио­нальных интересов и защите нацио­нальных ценностей.

Практически сегодня эта взаимос­вязь проявляется, например, в аме­риканской концепции «Неядерный быстрый глобальный удар» (Prompt Global Strike — PGS),  что вызывает серьезное беспокойство российского военного и политического руковод­ства. Согласно концепции, ракетные шахты и подвижные грунтовые ком­плексы некоторых государств подлежат уничтожению неядерными гиперзвуко­выми ракетами и летательными аппа­ратами. Хотя официальный Вашингтон отрицает, что Россия входит в число целей, реальность угрозы подвер­гнуться ракетному блицкригу необхо­димо проанализировать.

В своих отчетах по «Неядерному быстрому глобальному удару» (НБГУ) руководство Пентагона, Стратеги­ческое командование (СК) ВС США и Объединенный комитет началь­ников штабов (ОКНШ) утверждают, что средства доставки и поражения предназначены для удара по китай­ским противоспутниковым системам, иранским и северокорейским ядерным объектам, стационарным позициям и подвижным установкам ракет с ядер­ными боевыми частями (ЯБЧ) [6]…

Приоритетная цель РС8 все-таки — хорошо защищенные ста­ционарные стратегические объекты и комплексы противоспутниковой борьбы. Но у Китая, Северной Кореи и Ирана таких целей на порядок меньше, чем у России. Так что амери­канский «быстрый удар», очевидно, будет направлен против шахт МБР, подвижных грунтовых ракетных ком­плексов (ПГРК), объектов наблюдения за космосом, командных пунктов.

Операции «Свобода Ираку», «Несокрушимая свобода» в Афгани­стане и «Союзная сила» в Югославии показывают, что США всегда стре­мятся   нанести   обезглавливающий удар по высшему руководству против­ника в первые часы конфликта, хотя и не всегда успешно. Так что гиперз­вуковые средства поражения НБГУ прекрасно подходят для этой излю­бленной стратегии Америки [7].

Американские эксперты утверж­дают, что обезоруживающий удар по России средствами поражения «Неядерного глобального удара» невоз­можен. Главная проблема — своевре­менное обнаружение размещенных в глубине нашей страны патрулиру­ющих подвижных грунтовых ракетных комплексов. Отслеживать их надо в режиме реального времени, а бить максимально точно. Такую меткость способны обеспечить только системы спутниковой или авиационной радио­локационной разведки, такие, как спут­ники «Лакрос», самолеты-разведчики U-2 R, Е-8 «Джоинт Стар», беспилотники RQ-4 «Глобал Хок». Но время пролета «Лакросов» над территорией России ограничено, а количество спутников не позволяет организо­вать непрерывное наблюдение, так как сенат и конгресс США недавно отка­зали в финансировании запуска новых. Во время пролета спутников ПГРК можно прикрыть мощными радиоэ­лектронными помехами. Бортовые РЛС U-2R, RQ-4 и Е-8 имеют высокие харак­теристики, но разведчикам все равно придется вторгаться на несколько тысяч километров в воздушное пространство России, что нереально. Тем более РВСН сейчас оснащаются самыми современ­ными мобильными средствами РЭБ.

Позиции шахт межконтинен­тальных баллистических ракет хорошо известны, но уничтожить их сред­ствами поражения НБГУ сложно. Чтобы разрушить крышку или саму шахту, нанести ракете неприемлемые повреждения, требуется попасть в радиусе восьми метров от центра позиции. Такую точность обеспечивает только GPS, ведь инерциальная система на гиперзвуковых скоростях беспо­лезна. На конечном участке полета скорость ракеты и летательного аппа­рата должна снизиться с пяти до одной тысячи метров в секунду. Разрабатыва­ющиеся у нас средства глушения GPS закрывают стартовые позиции непро­ницаемым куполом помех, а комплексы С-400 и С-500 перехватят сбросившую скорость с гипер- до сверхзвука ракету.

Эти аргументы американских экс­пертов звучат убедительно, однако в России считают иначе. Известно, что СК ВС США специально ведутся разработки сейсмохимических дат­чиков, способных по давлению на грунт и наличию выхлопных газов в воздухе обнаружить движение под­вижных ракетных комплексов. Точ­ность датчиков невысока, но если на маршрутах движения организовать сеть таких небольших малозаметных устройств, то можно получить требу­емую точность наведения.

Подлетное время средств поражения НБГУ из Америки — около одного часа, и далеко «Тополь» или «Ярс» уйти не смогут. Правда, расставить датчики летательными аппаратами или силами спецназа в глубине российской терри­тории весьма непросто, а маршруты ПГРК проверяются.

Но вот МБР шахтного базиро­вания более уязвимы, так как навига­ционным системам GPS для успешной работы хватает даже слабого сигнала спутников. К тому же американские гиперзвуковые ракеты и летательные аппараты могут быть оснащены ком­плексами преодоления ПРО с систе­мами активных радиоэлектронных и пассивных физических помех.

Тем не менее угроза российским Ракетным войскам стратегического назначения не столь высока, как рисуют ее некоторые отечественные эксперты. Действенные системы обна­ружения ПГРК, непрерывного мони­торинга и целеуказания у Пентагона вряд ли появятся до 2020 года [8].

Разрабатываемые с начала 2000-х годов планирующие гиперзвуковые лета­тельные аппараты (ГЗЛА) HTV-2 и AHW могут стать главным и, вероятно, единственным средством поражения НБГУ. Аппарат запускается ракетой-носителем, достигает высоты несколько сотен тысяч метров, отделяется от носи­теля и планирует на гиперзвуковой скорости к цели. Если ИТУ-2 должен поражать цели на расстоянии 10 тысяч километров и запускаться с терри­тории США, то АHW работает на вдвое меньшей дальности и может стартовать с наземных объектов и подводных лодок. На текущий момент NTV-2 провалил все испытания, а АНW имеет реальную воз­можность стать полноценной боевой системой к 2020-2025 годам. Планируется, что эти ГЗЛА будут развернуты на тихоокеанских атоллах Кваджалейн или Гуам, а также на базе «Диего-Гарсия» в Индийском океане. Размещение AHW на субмаринах под вопросом, так как размеры ракеты-носителя на базе МБР «Минитмен-3» не позволяют поста­вить их на АПЛ типа «Вирджиния» и «Лос-Анджелес», а к моменту запла­нированных на 2025 год первых испы­тательных пусков морского варианта АHW стратегические ракетоносцы «Огайо» будут списаны.

ГЗЛА — смертельная угроза для средств ВКО, так как высота полета проходит ниже поля зрения радаров СПРН. Учитывая гиперзвуковую ско­рость ГЗЛА, у средств радиолокацион­ного обнаружения и зенитных ракетных комплексов ПВО на реакцию остаются считанные минуты, если не секунды.

К средствам поражения «Неядер­ного быстрого глобального удара» специалисты ошибочно относят раз­рабатываемые по заказу Командования

ударной авиации ВВС США гиперз­вуковые крылатые ракеты Х-51 «Вейв Райдер». Со временем они действи­тельно могут войти в систему НБГУ, однако американские эксперты отмечают, что технические решения Х-51 затрудняют ее использование как боевой единицы для ударов на большие дальности. По мнению командования ВВС США, оптимальная дальность поражения гиперзвуковой ракетой не более 500 километров, что меньше дальности современных дозвуковых ракет «Томагавк» и АLСМ. Главная проблема, затрудняющая использование новой ракеты, — незначительная даль­ность и возможность легко обнару­жить. Развивающая скорость свыше 5 М на высоте 21 тысяча метров ракета не может маневрировать. Из-за значи­тельного сопротивления воздуха при снижении к цели скорость Х-51 падает в несколько раз, что сделает ее легкой мишенью для средств ПВО. Таких про­блем лишены классические, маскиру­ющиеся на низкой высоте дозвуковые крылатые ракеты, поэтому ВВС США относятся очень скептически к возмож­ности создания гиперзвуковой страте­гической крылатой ракеты.

При анализе ситуации со сред­ствами поражения НБГУ становится ясно, что пока они недотягивают до заявленных характеристик и требо­ваний по межконтинентальному пора­жению целей и меньше всего похожи на стратегическое оружие. Радиус применения действующей системы АНW всего пять тысяч километров,а доводка дальнобойной НТV-2, по прогнозам американских экспертов, займет до 15 лет и потребует больших средств, чем выделяется сейчас.

Учитывая имеющиеся наработки, а также планируемые места разме­щения (Диего-Гарсия, Гуам, Кваджа-лейн), угрозы для России пока нет. При нынешнем раскладе возмож­ность нанести России обезоружива­ющий удар средствами «Неядерного быстрого глобального удара» нереа-лизуема в ближайшие десять, а воз­можно, и 15 лет» [9].

Другая взаимосвязь — между тех­нологическим прогрессом и воен­ными технологиями. Для современной России, отстающей в технологическом развитии, эта взаимосвязь имеет клю­чевое значение. На российский ОПК в начале XXI века приходилось около 30% валового производства в машино­строении, 45% — экспорта. В него входит порядка 1300 предприятий и органи­заций, а главное в нем сосредоточены основные интеллектуальные ресурсы и современные технологии [10].

Наконец, современная военная поли­тика должна учитывать принципиально новый, территориальный аспект, который характеризуется двумя основными обстоятельствами. Во-первых, изменение в соотношении сил в мире неизбежно ведет к тому, что безопасность России во многом будет обеспечена ее спо­собностью контролировать восточные регионы страны и АТР, а также в Арктике. В Арктике, в частности, предусматри­вается дальнейшее совершенствование аэродромной сети и портовой инфра­структуры, планируется восстановить аэродромы и причальные сооружения на архипелагах в акватории Северного Ледовитого океана — на Земле Франца-Иосифа и Новосибирских островах. В соответствии с поручением Верхов­ного Главнокомандующего Вооружён­ными Силами РФ в октябре возобновил работу аэродром Темп, расположенный на острове Котельный (Новосибирские острова) [11].

Во-вторых, безопасность страны непосредственно будет свя­зана со способностью контролировать транспортную инфраструктуру вос­точных регионов и движение товаров и людей с Запада на Восток и наоборот. Это делает проблему транспортных коридоров, портов, морских акваторий и воздушного пространства по сути дела военно-политической проблемой. Так, после открытия 54-х километрового участка железной дороги (станцию Хасан и Раджин — КНДР) в практическую плоскость встал вопрос о ее продол­жении в Южной Корее. Это позволяет фактически обеспечить проход грузов из Европы на Корейский полуостров [12].

В этой связи особое значение при­обретает развитие приграничного сотрудничества в военно-политиче­ской, научно-технической и производ­ственной области. Причем в принципиально новом понимании, отличном от классического определения: «Под приграничным сотрудничеством в Российской Федерации понимаются согласованные действия федеральных органов исполнительной власти, органов местного самоуправления, направленные на укрепление взаи­модействия Российской Федерации и сопредельных государств в решении вопросов устойчивого развития при­граничных территорий Российской Федерации и сопредельных государств, повышения благосостояния населения приграничных территорий Россий­ской Федерации и сопредельных госу­дарств, укрепления дружбы и добро­соседства с этими государствами» [13].

Сегодня функции по выработке государственной политики в этой области закреплены за Министер­ством регионального развития.

Вместе с тем, с военно-политиче­ской точки зрения возникает несколько важных проблем и возможностей, связанных с политикой евразийской интеграции. Так, воздушно-космиче­ское пространство России и сопре­дельных государств, по сути, является единым, более того, оно включает и государства, которые не являются соседями России, но могут являться её союзниками и партнёрами (например, Армения, Сербия, Кипр, Вьетнам, Мьянма и др.). Проблемы, возни­кающие, например, с испытанием БР КНДР, ракетными программами Ирана, Пакистана и ряда других стран, являются проблемами как для России, так и для других стран Евразии. В этой связи, с пространственной точки зрения, можно говорить о расши­рении представления о приграничном сотрудничестве в военно-политиче­ской области на всю Евразию. Эта про­блема будет актуализирована в ещё большей степени по мере развёрты­вания наземных компонентов ПРО США в Румынии и Польше, а также морских компонентов ПРО США.

Другая возможность заключается в развитии промышленной кооперации отдельных отраслей, обеспечивающих ВКО. Сегодня в российском ОПК наи­более передовые технологии в инфор­матике, ракетостроении, системах управления концентрируется в отраслях ВКО. Это позволило, например, Кон­церну «Алмаз-Антей» войти в десятку крупнейших мировых концернов. Так же концентрируется и человеческий капитал, новейшие технологии и самые современные производства. Учи­тывая, что по мере снижения ресурсно-сырьевой. компоненты в евразийском сотрудничестве, должна увеличиваться доля обрабатывающей промышлен­ности, акцент на кооперации в области ВКО имеет огромное значение не только для безопасности, но и экономики евра­зийских государств.

Третий аспект приграничного сотрудничества заключается в развитии военно-технического сотрудничества (ВТС) между евразийскими государ­ствами. Прежде всего, речь идёт об обо­ронительных системах ВКО, которые не могут создаваться в других государ­ствах, но так же, как показывает опыт России и Казахстана, речь может идти о вертолётах, бронетанковой технике и других ВВТ. Уместно напомнить в этой связи и о том, что тягачи для комплексов С-300 и С-400 производятся на Минском автозаводе. Тесные связи по линии ВТС всегда способствуют политическому сближению и придают ему дополни­тельный импульс. И это важно.

[1] Цит. по: Генерал Антуан-Анри (в православии — Генрих Вениаминович) Жомини/http://www.rulex. ru/rpg/WebPict/fullpic/3017–097.jpg

[2] Примаков Е. М. Безопасность и развитие — взаимосвязанные цели//Российская газета. 2013. 8 октября.

[3] См., например: «Военная политика». Политологический словарь/dic.academic.ru

[4] Военная доктрина Российской Федерации. Утверждена Указом Президента РФ 5 февраля 2010 г. /Эл. ресурс: «Президент Pоссии»/http://www.kremlin.ru. 05.02.2010.

[5] Прогноз долгосрочного социально-экономического развития Российской Федерации на период до 2030 года. М.: МЭР, 2013. С. 116–117.

[6] Рамм А. Ракетный блицкриг пока откладывается/Военно-промышленный курьер. 2013. 6 ноября/http://eurasian-defence.ru/print/26909

[7] Рамм А. Ракетный блицкриг пока откладывается/Военно-промышленный курьер. 2013.6 ноября/http://eurasian-defence.ru/print/26909

[8] Рамм А. Ракетный блицкриг пока откладывается/Военно-промышленный курьер. 2013. 6 ноября/http://eurasian-defence.ru/print/26909

[9] Рамм А. Ракетный блицкриг пока откладывается/Военно-промышленный курьер. 2013. 6 ноября/http://eurasian-defence.ru/print/26909

[10] Примаков Е. М. Безопасность и развитие — взаимосвязанные цели//Российская газета. 2013. 8 октября.

[11] Воронин Н. Арктические интересы России.Красная звезда. 2013. 6 ноября.

[12]Торкунов А. В. Обсуждение проекта соединения железных дорог будет продолжено на высшем уровне/Эл. ресурс: Портал МГИМО

(У). 2013. 8 ноября/http://www.mgimo.ru/[13] Приграничное сотрудничество/Эл. ресурс: «Mинрегион»/http: mineregion.ru