ОТ РЕДАКЦИИ.

Деятельность Фонда «Центр стратегических разработок «Северо-Запад» с момента его основания в 20001 году теснейшим образом связана с такими понятиями как «инновационное развитие», «промышленно-тех-нологический форсайт», «кластеры»… Взвешенные профессиональные оценки Центра по широкому ряду «знаковых» проблем весьма востребованы. Тем интереснее было услышать мнение директора ЦСР «Северо-Запад» Владимира Кня-гинина по такой актуальной и разносторонней теме как промышленная политика в России. Он ответил на вопросы главного редактора «ЭС» Александра Пылаева.
А. П.: Владимир Николаевич, спасибо за предоставленную возможность обсудить с Вами ключевую тему нашего журнала. С ноября минувшего года в сети доступен для прочтения наиболее свежий вариант проекта Федерального закона «О промышленной политике в Российской Федерации», подготовленный Министерством промышленности и торговли РФ. Насколько полезным представляется Вам этот документ и каковы на Ваш взгляд особенности формирования промышленной политики в России?
В. К.: Начну с того, что промышленная политика вряд ли может быть учреждена законом. Полезность документа такого рода скорее в том, что он промышленную политику «легализует» и несколько упорядочивает ее проведение. Наверное, стоит остановиться на истории вопроса. Действительно, в России долгое время промышленная политика была мягкой и слабой. Практически ее во многом заменяла проводимая в стране экономическая политика. Предполагалось, что либерализация рынка, выстраивание «правильных» рыночных институтов само собой приведет к гармоничному развитию промышленности. Такова была практика 90-х годов, и она себя не оправдала.
В 2000-х годах этот подход стал ощутимо меняться. Во многом с подачи Виктора Христенко — министра промышленности и энергетики (позже — промышленности и торговли РФ) на государственном уровне сформировалось отношение к промышленности как к особой группе высоко консолидированных отраслей, требующих внимания и определенной поддержки. В этот период было создано немало отраслевых стратегий и программ, определивших новые контуры развития промышленности. Были разработаны и реализованы три группы мероприятий. Первая — это все, что связано с прямой поддержкой отраслей и конкретных отраслевых лидеров. В качестве при
меров можно привести активное финансовое участие государства в оздоровлении «АвтоВАЗа», в реализации проекта «Сухой-Суперджет»… Вторая группа мер оказывала косвенную поддержку отраслей, скажем, через государственное финансирование ряда научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ. А к третьей группе можно отнести различные меры защиты внутреннего рынка. Например, через изменение инвестиционной и таможенно-тарифной политики, стимулирование создания перерабатывающих производств вместо обычного вывоза сырья с постепенным переходом к практике заключения офсетных сделок на внешнем рынке, что предполагает оговоренное инвестирование в нашу промышленность со стороны компаний или даже стран, у которых мы закупали высокотехнологичное оборудование.

Очередной этап эволюции промышленной политики был связан с началом мирового кризиса в 2008 году. На повестке стоял вопрос спасения системообразующих предприятий. Конкретных мер было немало, и оценить эффективность каждой довольно трудно, но можно сказать, что в целом эта антикризисная программа сработала как стабилизирующая. Острая фаза кризиса была пройдена.
А. П.: Тем не менее, кризис не закончился, и реальный не сырьевой сектор нашей экономики чувствует себя неважно. Какие изменения в реакции государства на условно «вторую фазу» кризиса Вы отмечаете?
В. К.: Я вижу определенную динамику. Скажем, Минпромторг, сейчас активно разыгрывает карту адресной инвестиционной поддержки. Речь о создании условий для появления промышленных парков и особых экономических зон, как субъектов промышленной деятельности в особых благоприятствующих экономических условиях. Стоит также упомянуть кросс-отраслевые программы, скажем, по поддержке инжиниринга, по созданию новых промышленных материалов или по развитию в стране промышленного дизайна. Ряд направлений господдержки обеспечивается совместными программами Минпромторговли и Минобрнауки (как по теме новых материалов) или Минпромторговли и Минэкономразвития (как в случае разработки технологических платформ).
Не теряют своей актуальности поддержка НИР и ОКР. К мерам косвенной поддержки также присоединилась разработка новых стандартов. Заметны усилия по «выращиванию» в стране отраслей-потребителей высокотехнологичной продукции.
При дефиците средств меры господдержки становятся более точечными. Например, поддерживается внедрение передовых производственных технологий, включая новые и нетрадиционные методы обработки металла. Разработка и применение новых материалов с выходом за границы композитов, — речь о так называемых «умных» материалах. Разработка новейших сенсоров и датчиков, способных обеспечить реализацию наиболее эффективных АСУ ТП (автоматизированная система управления технологическим процессом — «ЭС»), АСУП (автоматизированная система управления предприятием — «ЭС») или СКАТ-систем (система комплексной автоматизации транспорта — «ЭС»). Далее в числе поддерживаемых направлений можно назвать роботизацию, применение новейшего оборудования с ЧПУи гибких производственных систем, развитие цифрового моделирования… Примером может служить Тихвинский вагоностроительный завод. К моменту начала его работы в 2012 году это предприятие считалось самым современным в мире заводом транспортного машиностроения. Правда, при этом не стоит забывать, что его оснащение почти полностью ввезено из-за рубежа. Преимущественно мы живем за счет импорта промышленного оборудования для модернизации предприятий.
А. П.: А, на Ваш взгляд, какие меры можно считать полезными в плане импортозамещения в высокотехнологичных секторах?
В. К.: Принято считать, что в этих интересах работает уже привычная для России инновационная политика, когда через специализированные структуры, вроде Российской венчурной компании, оказывается поддержка на уровне стартапов. Но очевидная проблема в том, что далеко не каждая интересная разработка получает выход на массовое производство и находит под себя рыночную нишу. Экономическая реальность сложнее формальных бизнес-планов.
До настоящего момента в России нет явного разведения инновационной и собственно промышленной политики. В чем-то это естественно. Например, мы можем наблюдать «наложение» этих политик в работе Министерства промышленности и торговли по поддержке центров компетенций и центров технологического превосходства. Но, учитывая общий дефицит свободных средств, все перечисленные меры могут быть более согласованны между собой и более действенны, если будут упорядочены в рамках единой промышленной политики.
А. П.: В этом контексте как Вы оцениваете эффективность и перспективы крупных государственных корпораций в России?
В. К.: Очевидно, что задача спасения вошедших в госкорпорации промышленных активов в целом была решена. Прошел некоторый этап санации ряда предприятий, которые без господдержки исчезли бы. Но и сейчас мы видим, что в числе консолидированных в ГК активов реальных рыночных игроков единицы. Возможно, когда и если внешнеэкономическая конъюнктура изменится, то ряд предприятий получит возможность действовать на рынке самостоятельно. Пока же тема модернизации российских промышленных производств остается актуальной. Особенность момента такова, что мировая конкуренция сегодня выходит, в первую очередь, в сферу совершенствования машин, а не квалификации работников.
А. П.: И каковы, на Ваш взгляд, шансы России в этой конкуренции?
В. К.: Наше основное конкурентное преимущество — сырьевая подушка — все еще с нами. Вопрос в эффективности его использования. В свое время известный американский экономист Генри Адамс вывел простую формулу экономического лидерства Великобритании в конце XIX века. Всего два основных показателя: высокая заработная плата и дешевое сырье. И то и другое — под контролем со стороны государства. Дешевым сырьем тогда был уголь, и именно на нем в Англии выросла мощнейшая для своего времени промышленность и поколения квалифицированных рабочих, инженеров и ученых.
А. П.: Похоже, что сегодня этот опыт воспроизводят сами США, пытаясь за счет сланцевого газа провести реиндустриализацию.
В. К.: Да, но с некоторым дополнением. Конкуренция в совершенствовании машин — это, прежде всего вложение в гибкие производственные решения и роботизированные системы. Анализ биржевых показателей говорит нам, что в секторе робототехники надувается «пузырь» переинвестирования. Возможен «взрыв», после которого на рынке останутся действительно качественные производители, чей успех будет обеспечен еще и таким дешевеющим сырьем, как цифровые модели, компьютерные программы.
Вообще, можно отметить, что мировые лидеры рынка в интересах успешной конкуренции постепенно переходят к жестким мерам промышленной политики на своей территории. Так, например, в США эта тенденция хорошо видна по работе Национального Института стандартов и технологий, который на государственном уровне призван «продвигать» инновационную и индустриальную конкурентоспособность США путём развития наук об измерениях, стандартизации и соответствующих технологий. В Германии подобные функции популяризирует и реализует концепция «Индустрия 4.0».
А. П.: То есть успех в конкурентной борьбе формируется на стадии разработки самих правил этой борьбы?
В. К.: Да. Тот, кто создает стандарты, получает преимущество на старте.
А. П.: Тут, пожалуй, уместно в очередной раз вспомнить об американском оборонном агентстве ДАРПА, которое никогда не было коммерческим, работало за государственный счет, а все полученные передовые разработки передавало промышленным концернам вместе с госзаказом на новую технику. В России, в сфере оборонной промышленности, это опыт наконец-то осознан, есть практические шаги. А можно ли, на Ваш взгляд, говорить о подобном прогрессе в промышленности в целом?
В. К.: С очень осторожным оптимизмом. Опыт «нулевых» годов показал, что без государственной промышленной политики промышленность живет тяжело. Появление проекта соответствующего Федерального закона говорит, что понимание этого факта достигнуто. На сегодня мы все еще имеем относительно нормальные стартовые условия для промышленного роста: ресурсы, инфраструктура, производственные цепочки. В минусе — фактор времени. Торможение роста экономики говорит, что мы движемся слишком медленно.
А. П.: Понимаю, что вопросы кредитно-денежной политики для ЦСР «Северо-Запад» немного не по профилю, но обойти эту тему невозможно. Рассматриваемый законопроект о промышленной политике содержит в себе пункт о создании отраслевых фондов. Вот цитата: «Основной целью деятельности отраслевого фонда является выдача займов субъектам промышленной деятельности на условиях, конкурентных с условиями выдачи займов (кредитов) на территориях иностранных государств». По сути, здесь признается бесполезность российской банковской системы, которая сохраняет неприемлемо высокие кредитные ставки. На Ваш взгляд, отраслевые фонды — это выход?
В. К.: Нет, не думаю. Полагаться на отраслевые фонды сложно, поскольку государство сегодня — довольно слабый источник кредитных средств. В стране должна нормально работать финансовая система. Как этого добиться? Ну, например, изучить соответствующий опыт Китая. Скажем, при создании всего за два года мощнейшего промышленного центра Шэньчжень возле Шанхая китайскими властями были созданы условия и привлечены к работе здесь крупнейшие мировые банки для предоставления промышленности крупных кредитов по низким ставкам. Собственно, основных условий два: масштабность проекта и государственные гарантии.
А. П.: Да, тут есть чему поучиться, поскольку наши масштабные проекты пока характеризует высокая затратность при неочевидной эффективности. Возможно, дело в приоритетах? Но это уже риторический вопрос. Владимир Николаевич, благодарю Вас за интересную беседу на важные для наших читателей темы.
Be the first to comment on "Владимир Княгинин: «Приходит время жесткой промышленной политики"