ОТ РЕДАКЦИИ. 

Деятельность Фонда «Центр стратегических разработок «Северо-Запад» с момента его основания в 20001 году теснейшим образом свя­зана с такими понятиями как  «инновационное развитие», «промышленно-тех-нологический форсайт», «кластеры»… Взвешенные профессиональные оценки Центра по широкому ряду «знаковых» проблем весьма востребованы. Тем инте­реснее было услышать мнение директора ЦСР «Северо-Запад» Владимира Кня-гинина по такой актуальной и разносторонней теме как промышленная политика в России. Он ответил на вопросы главного редактора «ЭС» Александра Пылаева.

А. П.: Владимир Николаевич, спа­сибо за предоставленную возмож­ность обсудить с Вами ключевую тему нашего журнала. С ноября минувшего года в сети доступен для прочтения наиболее свежий вариант проекта Федерального закона «О промыш­ленной политике в Российской Феде­рации», подготовленный Министер­ством промышленности и торговли РФ. Насколько полезным представ­ляется Вам этот документ и каковы на Ваш взгляд особенности форми­рования промышленной политики в России? 

В. К.: Начну с того, что промыш­ленная политика вряд ли может быть учреждена законом. Полез­ность документа такого рода скорее в том, что он промышленную поли­тику «легализует» и несколько упо­рядочивает ее проведение. Наверное, стоит остановиться на истории вопроса. Действительно,  в России долгое время промышленная поли­тика была мягкой и слабой. Прак­тически ее во многом заменяла про­водимая в стране экономическая политика.    Предполагалось,    что либерализация рынка, выстраивание «правильных» рыночных инсти­тутов само собой приведет к гар­моничному развитию промышлен­ности. Такова была практика 90-х годов, и она себя не оправдала. 

В 2000-х годах этот подход стал ощутимо    меняться.    Во    многом с   подачи   Виктора   Христенко — министра промышленности и энер­гетики   (позже —   промышленности и торговли РФ) на государственном уровне   сформировалось   отношение к промышленности как к особой группе высоко консолидированных отраслей, требующих внимания и определенной поддержки. В этот период было соз­дано немало отраслевых стратегий и программ, определивших новые кон­туры развития промыш­ленности. Были разрабо­таны и реализованы три группы мероприятий. Первая — это все, что связано с прямой под­держкой отраслей и кон­кретных отраслевых лидеров. В качестве при­ 

меров можно привести активное финансовое участие государства в оздоровлении «АвтоВАЗа», в реализации про­екта «Сухой-Суперджет»… Вторая группа мер оказывала косвенную под­держку отраслей, скажем, через госу­дарственное финансирование ряда научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ. А к третьей группе можно отнести различные меры защиты внутреннего рынка. Например, через изменение инвестици­онной и таможенно-тарифной поли­тики, стимулирование создания пере­рабатывающих производств вместо обычного вывоза сырья с постепенным переходом к практике заключения офсетных сделок на внешнем рынке, что предполагает оговоренное инве­стирование в нашу промышленность со стороны компаний или даже стран, у которых мы закупали высокотехно­логичное оборудование. 

Очередной этап эволюции про­мышленной политики был связан с началом мирового кризиса в 2008 году. На повестке стоял вопрос спасения системообразующих предприятий. Конкретных мер было немало, и оценить эффективность каждой довольно трудно, но можно сказать, что в целом эта антикризисная программа срабо­тала как стабилизирующая. Острая фаза кризиса была пройдена.

А. П.: Тем не менее, кризис не закон­чился, и реальный не сырьевой сектор нашей экономики чувствует себя неважно. Какие изменения в реакции государства на условно «вторую фазу» кризиса Вы отмечаете?

В. К.: Я вижу определенную дина­мику. Скажем, Минпромторг, сейчас активно разыгрывает карту адресной инвестиционной поддержки. Речь о создании условий для появления промышленных парков и особых экономических зон, как субъектов про­мышленной деятельности в особых благоприятствующих экономиче­ских условиях. Стоит также упомя­нуть кросс-отраслевые программы, скажем, по поддержке инжини­ринга, по созданию новых промыш­ленных материалов или по развитию в стране промышленного дизайна. Ряд направлений господдержки обеспечи­вается совместными программами Минпромторговли и Минобрнауки (как по теме новых материалов) или Минпромторговли и Минэкономраз­вития (как в случае разработки тех­нологических платформ). 

Не теряют своей актуальности поддержка НИР и ОКР. К мерам кос­венной поддержки также присоедини­лась разработка новых стандартов. Заметны усилия по «выращиванию» в стране отраслей-потребителей высокотехнологичной продукции. 

При дефиците средств меры господдержки становятся более точечными. Например, поддержива­ется внедрение передовых производ­ственных технологий, включая новые и   нетрадиционные   методы   обра­ботки металла. Разработка и при­менение новых материалов с выходом за границы композитов, — речь о так называемых   «умных»   материалах. Разработка новейших сенсоров и дат­чиков, способных обеспечить реали­зацию наиболее эффективных АСУ ТП (автоматизированная система управ­ления технологическим процессом — «ЭС»), АСУП (автоматизированная система управления предприятием — «ЭС»)   или   СКАТ-систем   (система комплексной автоматизации транс­порта — «ЭС»). Далее в числе под­держиваемых    направлений    можно назвать   роботизацию,   применение новейшего оборудования с ЧПУи гибких производ­ственных систем, раз­витие цифрового моде­лирования… Примером может служить Тихвинский вагоностроительный завод. К моменту начала его работы в 2012 году это  предприятие  счи­талось   самым   совре­менным в мире заводом транспортного машино­строения. Правда, при этом не стоит забывать, что его оснащение почти полностью ввезено из-за рубежа. Пре­имущественно мы живем за  счет импорта   промышленного   оборудо­вания для модернизации предприятий.

А. П.: А, на Ваш взгляд, какие меры можно считать полезными в плане импортозамещения в высоко­технологичных секторах?

В. К.: Принято считать, что в этих интересах работает уже при­вычная для России инновационная политика, когда через специализиро­ванные структуры, вроде Российской венчурной компании, оказывается под­держка на уровне стартапов. Но оче­видная проблема в том, что далеко не каждая интересная разработка получает выход на массовое произ­водство и находит под себя рыночную нишу. Экономическая реальность сложнее формальных бизнес-планов.

До настоящего момента в России нет явного разведения инновационной и собственно про­мышленной политики. В чем-то это   естественно.   Например,   мы можем наблюдать «наложение» этих политик в работе Министерства промышленности и торговли по под­держке центров компетенций и цен­тров технологического превосход­ства. Но, учитывая общий дефицит свободных средств, все перечисленные меры могут быть более согласованны между собой и более действенны, если будут упорядочены в рамках единой промышленной политики. 

А. П.: В этом контексте как Вы оце­ниваете эффективность и перспек­тивы крупных государственных кор­пораций в России? 

В. К.: Очевидно, что задача спа­сения вошедших в госкорпорации промышленных активов в целом была решена. Прошел некоторый этап санации ряда предприятий, которые без господдержки исчезли бы. Но и сейчас мы видим, что в числе консолидированных в ГК активов реальных рыночных игроков единицы. Возможно, когда и если внешнеэконо­мическая конъюнктура изменится, то ряд предприятий получит возмож­ность действовать на рынке само­стоятельно. Пока же тема модер­низации российских промышленных производств остается актуальной. Особенность момента такова, что мировая конкуренция сегодня выходит, в первую очередь, в сферу совершенствования машин, а не ква­лификации работников. 

А. П.: И каковы, на Ваш взгляд, шансы России в этой конкуренции? 

В. К.: Наше основное конкурентное преимущество — сырьевая подушка — все еще с нами. Вопрос в эффектив­ности его использования. В свое время известный американский экономист Генри Адамс вывел простую формулу экономического лидерства Велико­британии в конце XIX века. Всего два основных показателя: высокая заработная плата и дешевое сырье. И то и другое — под контролем со стороны государства. Дешевым сырьем тогда был уголь, и именно на нем в Англии выросла мощнейшая для своего времени промышленность и поколения квалифицированных рабочих, инженеров и ученых. 

А. П.: Похоже, что сегодня этот опыт воспроизводят сами США, пытаясь за счет сланцевого газа про­вести реиндустриализацию.

В. К.: Да, но с некоторым допол­нением. Конкуренция в совершен­ствовании машин — это, прежде всего вложение в гибкие производ­ственные решения и роботизиро­ванные системы. Анализ биржевых показателей говорит нам, что в секторе робототехники надува­ется «пузырь» переинвестирования. Возможен «взрыв», после которого на рынке останутся действительно качественные производители, чей успех будет обеспечен еще и таким дешевеющим сырьем, как цифровые модели, компьютерные программы. 

Вообще, можно отметить, что мировые лидеры рынка в интересах успешной конкуренции постепенно переходят к жестким мерам про­мышленной политики на своей тер­ритории. Так, например, в США эта тенденция хорошо видна по работе Национального Института стан­дартов и технологий, который на государственном уровне при­зван «продвигать» инновационную и индустриальную конкурентоспо­собность США путём развития наук об измерениях, стандартизации и соответствующих технологий. В Германии подобные функции попу­ляризирует и реализует концепция «Индустрия 4.0». 

А. П.: То есть успех в конкурентной борьбе формируется на стадии разра­ботки самих правил этой борьбы? 

В. К.: Да. Тот, кто создает стан­дарты, получает преимущество на старте. 

А. П.: Тут, пожалуй, уместно в очередной раз вспомнить об аме­риканском оборонном агентстве ДАРПА, которое никогда не было коммерческим, работало за госу­дарственный счет, а все полученные передовые разработки передавало промышленным концернам вместе с госзаказом на новую технику. В России, в сфере оборонной про­мышленности, это опыт наконец-то осознан, есть практические шаги. А можно ли, на Ваш взгляд, говорить о подобном прогрессе в промышлен­ности в целом? 

В. К.: С очень осторожным опти­мизмом. Опыт «нулевых» годов показал, что без государственной промышленной политики промыш­ленность живет тяжело. Появление проекта соответствующего Феде­рального закона говорит, что пони­мание этого факта достигнуто. На сегодня мы все еще имеем отно­сительно нормальные стартовые условия для промышленного роста: ресурсы, инфраструктура, произ­водственные цепочки. В минусе — фактор времени. Торможение роста экономики говорит, что мы движемся слишком медленно. 

А. П.: Понимаю, что вопросы кре­дитно-денежной политики для ЦСР «Северо-Запад» немного не по про­филю, но обойти эту тему невозможно. Рассматриваемый законопроект о про­мышленной политике содержит в себе пункт о создании отраслевых фондов. Вот цитата: «Основной целью деятель­ности отраслевого фонда является выдача займов субъектам промыш­ленной деятельности на условиях, конкурентных с условиями выдачи займов (кредитов) на территориях иностранных государств». По сути, здесь признается бесполезность рос­сийской банковской системы, которая сохраняет неприемлемо высокие кре­дитные ставки. На Ваш взгляд, отрас­левые фонды — это выход? 

В. К.: Нет, не думаю. Пола­гаться на отраслевые фонды сложно, поскольку государство сегодня — довольно слабый источник кредитных средств. В стране должна нормально работать финансовая система. Как этого добиться? Ну, например, изу­чить соответствующий опыт Китая. Скажем, при создании всего за два года мощнейшего промышленного центра Шэньчжень возле Шанхая китайскими властями были созданы условия и при­влечены к работе здесь крупнейшие мировые банки для предоставления промышленности крупных кредитов по низким ставкам. Собственно, основных условий два: масштабность проекта и государственные гарантии. 

А. П.: Да, тут есть чему поучиться, поскольку наши масштабные проекты пока характеризует высокая затрат­ность при неочевидной эффектив­ности. Возможно, дело в приоритетах? Но это уже риторический вопрос. Владимир Николаевич, благодарю Вас за интересную беседу на важные для наших читателей темы.