Этот очерк не о  высоком руководителе и не о признанном герое. Я хочу расскажу о  своей бабушке, простой работнице, ибо хочу отдать дань этому святому человеку. И  пусть эти строки будут как молитва о  ее здоровье: такие  же чистые и искренние.

Галина Сергеевна Назарова родилась недалеко от  города Колпино, в  деревне Поповка в  1930  году 18  апреля. Тетя ее прабабушки прислуживала богатым людям в  той деревне, за  что получила за годы отменной работы столько золотых монет, что хватило на  покупку дома, которым владел купец Голубев («Голубева дача»). Это был шикарный большой дом с  витражами на  окнах, на  чердаке которого хранились остатки выпускаемой четой Голубевых продукции: великолепные бутылки ручной работы, невероятно красивые этикетки для пивных бутылок и  т. п. Несколько поколений моих предков выросло и  состарилось в  этом доме, где дети любили играть на  чердаке диковинными вещами. Позже именно в  нем спасались в  первые дни оккупации местные жители, оставшиеся без жилья.

В те времена в Тосно проживал некий провидец, к которому отправилось почти все большое семейство Назаровых. Моей бабушке и ее двум сестрам он предсказал «многая лета лихия», матери их предсказал смерть одного ребенка, а  сестре матери, которая жаждала выйти замуж, предсказал троих чужих детей. А  про свадьбу велел забыть.

Все от  провидца уходили с  чувством обмана. Одна думала: предсказал всем троим детям долгую жизнь и тут же предсказал смерть одному ребенку, а  другая думала, что свадьба уже назначена и ничто ее уже не отменит.

Вскоре после возвращения в  Поповку, мать Галины Сергеевны узнала, что опять беременна, четвертым ребенком, а ее сестра забрала к себе троих детей своей тети, т. к. та и ее муж заболели тифом. И родить бы можно было, и тиф победить, но грянула война…

Почти все мужское население Поповки работало в  Колпино на  Ижорском заводе. В  тот день отцу Галины Сергеевны выдали зарплату и  карточки. Их он и  понес семье. Во  время обеда прибежала сестра отца и  не своим голосом прокричала, что идут немцы. Она и  ее сестра, схватив одну лишь керосиновую лампу, убежали в  Колпино. Больше об их судьбе ничего не известно. Отец спрятался в  погреб, где ему пришлось голодать и мерзнуть до самой зимы.

С этого дня детство моей бабушки закончилось. Ее мать в  первые дни оккупации заболела тифом. На  одиннадцатилетней девчонке оказалось все хозяйство. Она кормила младших сестер, ухаживала за  матерью и  новорожденным братом и с невероятным трудом доставала пропитание, в том числе для отца, скрывавшегося в погребе. Пока на ленинградских заводах совершался трудовой подвиг во  имя спасения отечества, маленькая девочка совершала подвиг во имя спасения близких.

Неумение жаловаться и  невероятная трудоспособность производили впечатление даже на  немцев, которые хоть и не помогали, но и не трогали обитателей Голубевой дачи.

Со стороны Ленинграда часто велись артобстрелы и  даже слышны были крики «Ура!» тех, кто пытался прорвать блокаду. Многие снаряды уничтожили соседние дома, поэтому односельчанам Назаровы позволили прятать своих детей и скарб у себя.

Ночью отец выбирался из  погреба, чтобы вырыть окопы для всех членов семьи, где они и  проводили немалую часть времени, а также, чтобы хоть чемто помочь семье. За  несколько месяцев отец превратился в  худого заросшего старика, которого отказались брать к  себе партизаны, а в дальнейшем даже немцы не обращали на него внимания.

Однажды семья сидела за  обедом, (то, что они ели, для поднятия духа называли «обедом»), как вдруг в  дом угодил снаряд. Чудом не заполыхал керосин, который соседи хранили в  их доме. Бабушка отчетливо запомнила двух огненно-рыжих немцев, которые заглянули в  их дом, спросили, все  ли целы, и  дали 3  часа на  сборы. Всей деревне было велено убираться восвояси.

Война у  бабушки ассоциируется, в  первую очередь, с  двумя явлениями: холодом и  диким голодом. Вот и  тогда измученная семья везла нехитрые пожитки на  санях, наскоро сколоченных ее отцом, бредя по  снегу вместе со  всеми жителями деревни. В  дороге то  тут, то  там встречались пеньки, на  каждый из  которых моей бабушке хотелось взобраться, пока она не поняла — это мертвые люди, те, кто присел в  изнеможении отдохнуть и замерз. Вот и братик ее так и умер в пути, а младшие сестренки, ни живы, ни мертвы, тихо лежали в санях, не имея сил двигаться дальше самостоятельно. Бабушка вспоминает, что эта сцена не вызывала у  нее сильных эмоций. Ей было велено тащить сани, чтобы спасти оставшийся скарб и детей. И она тащила.

Точно так  же никаких эмоций у  нее не вызвала сцена, в которой немцы, смеха ради, подожгли коровник, а  обезумевшие животные бежали на  толпу колхозников. Всех, кто пытался спасти коров, немцы отгоняли автоматными очередями, время от времени попадая в людей. А вот сцены предательств навсегда отпечатались болью в  бабушкином сердце. Она до  сих пор с негодованием вспоминает, как соседи им продали несколько мерзлых картофелен за несколько золотых николаевских монет. С еще большим негодованием она вспоминает бесчинства власовцев, чьи зверства были несравнимо ужаснее фашистских.

Итак, бабушкина семья пришла в  деревню Ополье, Великолукской области, где их всех разместили в  здании бывшей церковноприходской школы. Там они и  прожили почти до  самого конца войны, побираясь у  местных тружеников колхоза, а позже и работая в этом колхозе.

Как только прилетело известие о снятии блокады, моя бабушка Галина Сергеевна со своей тетей отправились в Пязелево, под Ленинград, где жила какая-то дальняя родня. Первым делом они отправились в Павловский парк и во дворец, где было невероятное количество погибших. Выжившие бродили там в поисках полезных вещей. Один солдат дал бабушке обувь, которая никому не подошла. В ней бабушка и проходила несколько лет. В Пязелево же сохранились сады, где бабушка собирала ягоды и плоды, переступая через убитых.

В Павловске они устроились работниками на  подсобном хозяйстве. Директор данного хозяйства представлялся всем братом маршала Малиновского, хотя, возможно, делал это в  шутку. Он был изранен и  контужен, но  ему часто приходилось ездить в  Ленинград на  поезде. В  провожатые ему определили как раз мою бабушку, чье трудолюбие он высоко оценил. Она обязана была доставлять его израненное тело до  города и  обратно, что было непростой задачей при тогдашней давке в редких поездах, но это была единственная возможность попасть во все еще закрытый для въезда город.

Возможность выбираться в  Ленинград, захватив с  собой скудные продукты (например, кочан капусты), а также быстрые ноги моей бабушки, спасли от  голодной смерти ту родню, которая еще до  войны переехала жить на  Лиговский проспект. Пока директор подсобного хозяйства оформлял бумаги у  Витебского вокзала, бабушка добегала до  Лиговского проспекта, чтобы передать еду (а  порою даже тащила дрова, которых невозможно было достать в после-блокадном городе).

Вскоре из  Великолуской области вернулась вся родня, которая поселилась в  нескольких километрах от  Павловска, в поселке Коммунар. К ним примкнула и моя бабушка. Все взрослые занялись восстановлением бумажной фабрики в поселке, а дети за 5 километров ежедневно ходили пешком в  Павловскую школу. И  опять этот период вспоминается моей бабушке, как невероятно холодное и голодное время. Пленные немцы, лишенные нормальной зимней одежды, наматывали каждую найденную тряпку на  себя, чтобы не погибнуть от  холода, но победители русские едва ли были одеты лучше. А  вот питание многих немцев было лучше, чем у  моих предков: немцы построили и  наладили работу хлебопекарни. И  опять же — они замечали трудолюбие моей бабушки, которой приходилось после школы работать на строительстве плотины неподалеку от  хлебопекарни. Время от  времени они воровали хлеб и  делились с  этим взрослым ребенком. Само собою, хлеб делился дома со всею родней.

Все признавали, что именно благодаря моей бабушке Галине Сергеевне, мой род выжил. Практически все родные и  близкие ее стали весьма выдающимися людьми: инженерами, конструкторами, технологами. Именно эти люди внесли позже значительный вклад в  запуск первых ракет в  космос, во  внедрение новых технологий на  бумажном и  других производствах. Моя бабушка вышла замуж за  одного из  самых талантливых работников бумажной фабрики Коммунар, который в 1967 году был отправлен для обмена опытом в Великобританию (невиданное событие в те годы!). Сама она вышла на пенсию ветераном труда. Никто и никогда в жизни не слышал от нее жалоб на свою жизнь, никогда и никто не замечал ее в неблаговидных поступках. Она помнит своих прадедов и  воспитывает правнуков. И пусть ее имя не вошло в историю страны, но очевидно, что моя бабушка и такие редкие люди, как она, внесли колоссальный вклад в  восстановление Родины после Великой Отечественной Войны.

Георгий Игнатов